Группа защиты подала ходатайство о прекращении уголовного преследования в отношении Микаэла Србазана
Группа защиты Его Высокопреосвященства архиепископа Микаэла Аджапахяна подала ходатайство прокурору Управления по преступлениям против государственной власти Генеральной прокуратуры Республики Армения о прекращении уголовного преследования.
В заявлении защиты говорится:
«В ходатайстве, в частности, были представлены следующие аргументы:
Вменяемое архиепископу деяние не содержит признаков преступления, следовательно, уголовное преследование подлежит прекращению.
Следует отметить, что Конституционный суд Республики Армения в своем постановлении от 14 октября 2008 года постановлением № SDO-766 Верховный суд Республики Армения раскрыл понятия «публичные призывы к насильственному захвату государственной власти» и «публичные призывы к насильственному изменению конституционного строя Республики Армения», составляющие содержание статьи 301 бывшего Уголовного кодекса Республики Армения (идентичной статье 422 действующего Уголовного кодекса) и разъяснил, что конституционное значение статьи 301 Уголовного кодекса Республики Армения следует понимать как заявление или приглашение к привлечению других лиц к планированию, организации, подготовке или осуществлению действия по насильственному захвату государственных функций законодательных, исполнительных или судебных органов либо путем прямой и реальной угрозы его применения с нарушением установленного Конституцией порядка Республики Армения.
Правовая практика и оценка фактических обстоятельств любого дела должны исходить из конституционного содержания этих понятий, в первую очередь учитывая указанное обстоятельство посягательства на государственную функцию посредством противоправных (насильственных) действий. Цель призывов одна: объединение людей, направление их насильственных действий.
В целях рассматриваемого уголовного правонарушения призывы к насилию не могут считаться критикой власти, обоснованием необходимости ее отставки, требованиями отставки, призывами к проведению или организации демонстраций, шествий, митингов, а также высказываниями в переносном смысле.
Органы государственной власти и должностные лица обязаны терпеть более жесткую критику в свой адрес, чем та, которая допустима в отношении частных лиц. С другой стороны, такая критика не может трансформироваться в призывы к насилию, что несовместимо с правом на свободу слова. Для существования уголовного правонарушения существенно, чтобы призывы к насилию носили публичный характер, то есть были открытыми и ощутимыми, направленными на широкий круг лиц, побуждающими их к применению насилие.
Из вышеизложенного толкования следует также, что в целях статьи 301 Уголовного кодекса Республики Армения понятие «государственная власть» не может быть отождествлено с понятием «должностное лицо», и этого нельзя делать и в правоприменительной практике.
В контексте спорных положений любое злоупотребление правом должно оцениваться только и исключительно с точки зрения реальной угрозы насильственного свержения конституционного строя в вышеуказанном смысле и необходимости его предотвращения. В этих рамках только положение статьи 301 Уголовного кодекса Республики Армения может иметь законный характер с точки зрения конституционных норм и принципов.
Анализируя описание обвинения в свете этого критерия, мы видим, что оно не соответствует тесту, установленному Конституционным Судом Республики Армения.
Таким образом, мы видим, что высказывание, претендующее на то, чтобы считаться призывом к насилию в смысле преступления, должно соответствовать следующим критериям:
1) оно должно быть заявлением или приглашением привлечь других лиц к планированию, организации, подготовке или осуществлению действия,
2) цель призывов к насилию должна быть одна — объединить людей, направить их насильственные действия,
3) оно должно быть открытым и понятным, адресованным широкому кругу лиц, побуждающим их к применению насилия,
4) в контексте рассматриваемых положений любое злоупотребление правом должно оцениваться только и исключительно с точки зрения реальной угрозы насильственного свержения конституционного строя в указанном выше смысле и необходимости его предотвращения (имеется прямая и непосредственная связь данного высказывания с актами насилия или угрозой его совершения).
Призывами к насилию не могут считаться:
1) критика власти, обоснование необходимости ее отставки, требование отставки, призыв к проведению или организация демонстраций, шествий, митингов, образные выражения в этом смысле.
2) Органы государственной власти и должностные лица обязаны терпеть более жесткую критику в свой адрес, чем допустимая в отношении частных лиц.
Указанные критерии дополняют и обусловливают друг друга, поэтому отсутствие любого из них приводит к отсутствию призыва к насилию.
В свете этих критериев проанализируем и поймем, в чем заключается обвинение.
Содержание интервью, данного телекомпании «Гала ТВ» и опубликованного на различных новостных сайтах и в социальных сетях 03 февраля 2024 года.
«Вот и все, уважение ко мне такое, кто меня сейчас слушает, если бы кто-то меня слушал, революция бы давно уже случилась». В этой фразе выражено простое отчаяние, доказывающее, что его речь не содержит в себе хотя бы реальной угрозы и нет необходимости ее предотвращать.
«Я знаю только три способа смены власти, если знаете четвертый, скажите мне. Это выборы, якобы, или, или якобы выборы, или выборы, второй — переворот, третий — народное восстание. Есть ли еще один, есть ли еще один, нет ни одного. Ну, все три невозможны, все три невозможны, субъективно, объективно возможны», — затем добавил он, «Так вот, из моих последних шести лет, всего шесть лет, в то время, шесть лет деятельности, разве не ясно, что я говорю, сколько раз я открыто говорил, что нужен военный переворот, я говорил это во время войны и я говорил президентам, Кочаряну и Сержу. Ну, вы, господин президент Кочарян, были президентом десять лет, до этого вы были премьер-министром год или два, верно, вы были президентом Карабаха столько лет, у вас нет ни одного генерала, который бы вас поддерживал, который разделял вашу идеологию, ни в армии, ни в полиции, ни в национальной безопасности, который бы пришел и встал рядом на вашей стороне и совершить переворот. Если это зависит от них. Серж, вы были президентом, премьер-министром, министром обороны, министром внутренних дел, министром национальной безопасности, секретарем национальной безопасности, и есть еще одна должность, которую вы занимали более десяти лет, о, президент шахматной федерации. У вас нет ни одного преданного вам генерала, ни в полиции, ни в национальной безопасности, ни в армии, который вышел бы на улицы со словами «У меня есть честь» — «У меня есть девиз». О чем говорит Real Politics, разве это не Real Politics, что невозможно изменить это с помощью выборов? Где вы ходили на выборы, где вы участвовали в выборах? Это значит, что ваша цель — не меняться. Кто лучше вас знает, что эти выборы ничего не изменят…»
Здесь ясно, что речь идет о разговорах многолетней давности (во время 44-дневной войны), о которых епископ вспоминает в своем интервью. Здесь важно, что он вспомнил разговор с конкретными лицами: Р. Кочаряном и С. Саргсяном: Здесь речь не идет об обращении, приглашении, тем более, широкого круга лиц. Как таковой структурной формулировки обращения публично и приглашения неопределенных лиц в описанном обвинении нет. Структурно это пересказ разговора двух людей. В этом смысле он также не содержит критерия «быть открытым и ощутимым, адресованным широкому кругу лиц, побуждающим их к насилию». То есть слушатель призыва должен воспринять то, что от него требуется. Иными словами, приглашение совершить определенное действие должно быть открытым, а не ожидаемым на уровне «предположений» или «в голову». В этом смысле слова «нужен военный переворот» не являются открытыми и воспринимаемыми для слушателя, поскольку непонятно, чего от них ждут. Например, какие действия должен предпринять человек, услышавший эти слова после этого. Это, в свою очередь, показывает, что в контексте обсуждения нет реальной угрозы насильственного свержения конституционного строя и необходимости ее предотвращения. в речи. То есть нет прямой и непосредственной связи между данным выражением и возникновением актов насилия или угрозой их совершения.
Еще раз констатируем, что нет реальной угрозы насильственного свержения конституционного строя и необходимости ее предотвращения, поскольку в нем не содержится цели объединения людей и направления их насильственных действий (предполагаемых или ожидаемых), что, согласно приведенному критерию, должно быть единственной целью.
С другой стороны, содержание речи сводится к констатации безвыходности ситуации, то есть нет необходимого ресурса для того, чтобы в конечном итоге сменить власть? Другими словами, сам автор уже даже не верит в смену власти, он просто выражает свои опасения.
«Куда вы ходили на выборы, куда вы вступали на выборы? Значит, ваша цель — не меняться. Кто лучше вас может знать, что эти выборы не изменятся…» Эти строки указывают на то, что автор говорит о своих идеях по смене власти и упрекает своего одного, конкретного собеседника, что на самом деле их цель — не меняться.
Кроме того, содержание интервью, данного телекомпании «Гала ТВ» в обвинительном заключении и опубликованного на различных новостных сайтах и в социальных сетях 3 февраля 2024 года, показывает, что понтифик публично не обращался к неопределенному кругу лиц, а опубликовал отрывки из бесед с конкретными людьми многолетней давности, в которых упоминались его мысли о «необходимости совершения военного переворота».
Другими словами, условно говоря, если прокуратура рассматривает фразу «нужен военный переворот» как призыв к насилию, то из самой формулировки обвинительного заключения ясно, что она не была публичной и сформулирована как призыв или приглашение, адресованное неопределенному кругу лиц, а была содержанием разговора с конкретным лицом во время войны, который не был публичным, и только спустя годы после разговора, 3 февраля 2024 года, понтифик вспомнил, о чем он говорил и с каким лицом. Из этого очевидно, что это не публичный призыв и его целью не может быть объединение и руководство людьми.
В худшем случае, продолжая логику обвинения, получается, что в интервью от 3 февраля 2024 года автор обнародовал содержание частной беседы, которая касается необходимости смены власти путем военного переворота. Здесь опасения автора направлены на конкретного собеседника, а не на неопределенный круг лиц. Озвучивая свою предыдущую беседу с конкретным лицом, автор тем самым не призывал к насилию в отношении отдельных лиц. В ней не содержалось просьбы или приглашения привлечь других лиц к планированию, организации, подготовке или проведению акции.
То есть речь, упомянутая в отчете и послужившая основанием для возбуждения уголовного дела, никоим образом не содержала и не может содержать признаков преступления, предусмотренного статьей 422 Уголовного кодекса Республики Армения.
Примечательно, что Генеральная прокуратура Республики Армения 28 июня выступила с разъяснением следующего содержания: «Решение о возбуждении публичного уголовного преследования в отношении Микаэла (Геворга) Арташеса Аджапахяна 26 июня 2025 года было принято на основании его публичных призывов к захвату власти в интервью представителям средств массовой информации 21 июня 2025 года, где он подтвердил свои слова, озвученные в интервью 3 февраля 2024 года, о необходимости осуществления государственного переворота и захвата власти с помощью высокопоставленных военных способами, не предусмотренными Конституцией Республики Армения, и представил необходимость смены власти в Республике Армения силами безопасности как необходимость.
Вышеизложенное свидетельствует о том, что призывы Микаэла (Геворга) Аджапахяна являются не эмоциональными или неосторожными выражениями, а осознанным действием, которое осуществлялось непрерывно, последовательно, с использованием средств массовой информации, информационно-коммуникационных технологий. Эти заявления появляются в новый свет в контексте раскрытия факта явного захвата власти и подготовки к терроризму движением под названием «Священная борьба», в отношении которого правоохранительные органы Республики Армения длительное время проводят оперативно-следственные мероприятия. После возбуждения публичного уголовного преследования в отношении активных членов указанной группы, в этом контексте 21 июня 2025 года Микаэл (Геворг) Арташес Аджапаян вновь публично призвал к захвату власти, насильственному свержению конституционного строя и захвату полномочий исполнительной власти Республики Армения в порядке, не предусмотренном Конституцией». В этой связи стоит отметить, что в интервью, данном новостному каналу «NEWS.AM» и опубликованном 21 июня 2025 года, понтифик, отвечая на вопрос журналиста, разъяснил суть своего интервью от 3 февраля 2024 года и отметил, что никогда не призывал к захвату. Другими словами, если до этого интервью от 3 февраля 2024 года считалось «преступлением» по статье 422 Уголовного кодекса Республики Армения в уже возбужденном уголовном производстве, то, разъясняя это, автор в очередной раз доказывает, что его намерение и воля не были направлены на призыв. Это однозначно. Другими словами, он не подтвердил, а развеял обеспокоенность государства, если до этого они считали, что интервью 2024 года содержало призыв. «Я призывал к перевороту, это не призыв к захвату, я призывал к перевороту, я говорил правоохранительным органам спасать эту страну, спасать ее от этого сумасшедшего, но они ее не спасают, они одинаково виновны во всем этом». В этих строках мы снова видим, что автор не призывает неопределенный круг лиц с определенной целью, а цитирует разговор многолетней давности, где он выразил свою обеспокоенность по поводу конкретного человека, а затем с разочарованием отметил, что они не спасают его от этого человека. Здесь слово «призыв» непреднамеренно взято из вопроса журналиста, затем заменено словами «я сказал», что опять же указывает на содержание конкретной частной беседы. Он неоднократно подчеркивает, что «я не призывал к захвату власти, я говорил, что это необходимо сделать. Это не призыв, это необходимо сделать». Следует отметить, что термин «необходимо сделать то-то или то-то» полностью входит в объем критерия «Обоснование необходимости отставки власти» и вообще не может восприниматься как призыв или приглашение. Он никому не адресован, это остается на уровне мнения.
«Это все еще необходимо сейчас, слишком поздно, но все еще необходимо сделать так много вещей, но если силы безопасности просто охраняют дом, и они не думают об этой стране, они не думают об этой Республике, они не думают об этих людях, они охраняют дом, пусть они и дальше охраняют дом…» Эти строки показывают, что цель автора в смысле преступления исключена, так как, произнося указанные строки, он все равно показывает, что не связывает ни с кем никакой надежды. А в смысле преступления необходимо, чтобы это было заявление или приглашение привлечь других лиц к планированию, организации, подготовке или проведению акции. Очевидно, что цель этих строк не в том, чтобы объединить людей, а тем более направить их возможные насильственные действия. При этом она снова не соответствует критерию открытости и ощутимости, кроме того, она не направлена на широкий круг лиц и не подстрекает к применению насилия. А стандарты, выдвинутые Конституционным Судом Республики Армения, требуют, чтобы в контексте предметных положений любое злоупотребление правами оценивалось только и только с точки зрения реальной угрозы насильственного свержения конституционного строя и необходимости его предотвращения в смысле остальных стандартов.
Таким образом, адвокаты защиты установили, что описание обвинения не соответствует признакам преступления, предусмотренного статьей 422 Уголовного кодекса Республики Армения, поэтому вменяемое деяние не является преступлением.
Кроме того, Генеральная прокуратура Республики Армения в 2025 году в своем разъяснении от 28 июня фактически обосновывает незаконность и необоснованность обвинения, поскольку, с одной стороны, показывает, что содержание интервью священника якобы приобрело признаки преступления только после интервью от 21 июня 2025 года, в новом свете. Однако фактом является то, что уголовное дело было возбуждено 17 июня 2025 года только на основании содержания интервью от 3 февраля 2024 года. Более того, содержание этого интервью начали проверять 12 июня, а официальное разъяснение обвинения показывает, что «преступление» закончилось интервью от 3 февраля 2024 года. Поэтому подход прокуратуры о том, что постановление о возбуждении публичного уголовного преследования в отношении Микаела (Геворга) Арташеса Аджапахяна от 26 июня 2025 года было основано на интервью, данных представителям средств массовой информации 21 июня 2025 года, является необоснованным. Публичные призывы к оккупации.
Кроме того, еще 30 апреля 2024 года в письме на имя координатора программ консалтинговой общественной организации «Союз информированных граждан» Даниела Иоаннисяна заместитель начальника Управления по преступлениям против основ конституционного строя, государственной и общественной безопасности Генеральной прокуратуры Республики Армения Айк Ованнисян отметил: «В ответ на Ваше сообщение № H-2798 от 25.04.2024 года сообщаю, что еще 26 сентября 2023 года на сайте «Facebook.com» было опубликовано сообщение «Необходимо осуществить военный переворот, иначе Армения станет Арменией». По результатам мер, принятых в связи с фотографией под названием «Аджапахян», Отдел по борьбе с преступлениями в сфере высоких технологий Полиции МВД РА и старший оперативный сотрудник Отдела по борьбе с преступлениями в сфере высоких технологий Службы государственной безопасности РА составили отчет о преступлении, который был направлен в Следственный комитет РА, затем в Главное следственное управление Службы национальной безопасности РА, где он был рассмотрен в порядке, установленном статьей 173 Уголовно-процессуального кодекса РА.
Главное следственное управление Службы национальной безопасности РА провело исследование статьи под названием «Необходимо осуществить военный переворот, иначе Армения станет Арменией. Аджапаян» и видеоматериала, послужившего ее источником, в результате чего было установлено, что они не содержат публичных призывов к захвату власти с использованием коммуникационных технологий. Уголовное дело по данному отчету возбуждено не было.
Таким образом, в порядке, установленном Уголовно-процессуальным кодексом РА, уже установлено, что обстоятельства, описанные в отчете, не являются документом события, действия или бездействия, которым можно было бы обоснованно дать предварительную правовую оценку соответствия какому-либо деянию, предусмотренному Уголовным кодексом РА».
Здесь обращают на себя внимание два обстоятельства:
1) «Необходимо осуществить военный переворот, иначе Армения станет Арменией» и «Я сказал, что это необходимо сделать. Это не призыв, это необходимо сделать» предложения равнозначны и выражают одну и ту же мысль. Более того, содержание статьи, мысли и опасения, высказанные автором, идентичны содержанию сегодняшнего обвинения. Кроме того, они относятся к событию, произошедшему во время войны (в 2023 году упоминались слова «44 дня», а в 2024 году — слова «война»).
2) Государство уже однажды давало правовую оценку одному и тому же материалу, то есть мыслям и опасениям, высказанным в статье, и доказано, что дать предварительную правовую оценку их соответствия какому-либо деянию, предусмотренному Уголовным кодексом Республики Армения, невозможно. Иными словами, подобные мысли и опасения не содержат в себе признаков преступления.
Следовательно, сегодня возбуждение уголовного преследования по тем же мыслям и опасениям является грубым нарушением принципа недопустимости повторного судебного преследования. Часть 2 статьи 25 Уголовно-процессуального кодекса Республики Армения устанавливает, что наличие вступившего в законную силу постановления об отказе в возбуждении уголовного преследования или о прекращении уголовного преследования исключает возможность реформирования уголовного преследования.
Кроме того, и объяснение официального обвинения, и объяснение прокуратуры сводятся к тому, что интервью 2025 года является повторением и подтверждением интервью 2024 года, а период совершения «преступления» — это интервью 2024 года. При этом ясно, что в этих интервью речь идет о разговорах, которые имели место много лет назад (во время 44-дневной войны), поэтому интервью 2024 года является повторением или подтверждением интервью 2023 года, поскольку все эти интервью говорят об одном и том же. Они являются повторением или воспроизведением целостного явления в разное время на протяжении многих лет.
Поэтому, если государство в лице прокуратуры не считает деяние преступлением один раз, то его повторение или подтверждение (неважно, полное или частичное) не может считаться преступлением.
Кассационный суд о содержании принципа недопустимости быть судимым дважды (non bis in idem) сослался в постановлении по делу Д. Бабаяна, где сформировал правовую позицию о том, что «принцип non bis in idem занимает основополагающее место в системе защиты, гарантированной Конституцией Республики Армения и международными договорами, которая основана на презумпции искупления вины, и представляет собой гарантию того, что одно и то же лицо не будет повторно подвергнуто уголовному преследованию, осуждению или наказанию за одно и то же деяние. При этом формулировка «за одно и то же деяние» означает, что предмет недопустимости двойного осуждения следует воспринимать не с точки зрения юридической квалификации преступления, а с точки зрения фактической характеристики» (см. пункт 22 постановления Кассационного суда № КД1/0043/01/11 от 8 июня 2012 г. по делу Давида Бабаяна). Подтверждая правовую позицию, высказанную в деле Д. Бабаяна, Кассационный суд заявляет, что принцип недопустимости пересмотра дела подразумевает окончательное прекращение уголовных и уголовно-процессуальных правоотношений, возникающих между лицом и государством в связи с определенным деянием. Более того, с уголовно-процессуальной точки зрения он основан на идее прекращения угрозы уголовного преследования. Иными словами, принцип недопустимости пересмотра дела подразумевает, что преступного деяния нет, поскольку возникли и окончательно прекратились соответствующие правоотношения между лицом и государством в связи с деянием, составляющим содержание уголовного обвинения, то есть, в юридическом плане, нет «преступного деяния» (см. пункт 23 постановления Кассационного суда № EE/0030/01/12 от 31 октября 2014 г. по делу Геворга Хнусяна).
Согласно статье 38, части 1, пункту 7 Уголовно-процессуального кодекса Республики Армения, в ходе досудебного производства надзирающий прокурор по собственной инициативе принимает решение о возбуждении, невозбуждении или прекращении уголовного преследования на основании материалов производства.
Защитник установил, что в отличие от периода возбуждения уголовного дела, сейчас, когда появились достаточные данные, которые, по крайней мере, опровергают обвинение и показывают, что деянию уже дана правовая оценка, государство не посчитало его содержащим какой-либо состав преступления, следовательно, на данном этапе уже имеется обоснованное обстоятельство, исключающее уголовное преследование.
Ввиду специфики инкриминируемого преступления, учитывая, что оно «полностью раскрыто», заснято на видео и необходимо лишь оценить его содержание, следовательно, нет также необходимости в «проведении следствия», которое могло бы оправдать производство.
СТОРОНА ЗАЩИТЫ ЗАЯВИЛА, ЧТО «ИМЕЮТСЯ ВСЕ ОСНОВАНИЯ ДЛЯ НЕМЕДЛЕННОГО ПРЕКРАЩЕНИЯ УГОЛОВНОГО ПРЕСЛЕДОВАНИЯ».
