О популярной игре и будущем армянского футбола мы поговорили с юристом и экспертом телеигры «Что? Где? Когда?» Айком Газазяном.
Однако наибольшую озабоченность Айка вызывают угрозы нашей стране. Сможет ли правительство такого уровня что-нибудь сделать, если завтра разразится война? Если государство не может даже освободить заключенных из азербайджанских тюрем, какую глобальную политику оно сможет проводить в регионе, беспокоится юрист.
— Айк, ты не только футбольный болельщик, но и какое-то время был директором футбольного клуба «Пюник». По твоему мнению, есть ли будущее у футбола в Армении? Есть ли предпосылки к тому, что однажды мы добьемся успеха?
— Определенно имеет, потому что, во-первых, это самый популярный вид спорта в Армении, сколько бы мы ни добивались успехов в борьбе, тяжелой атлетике на Олимпийских играх или на других турнирах, все равно футбол мы все любим. Если предстоит решающий матч сборной Армении, мы все будем смотреть увлеченно, по крайней мере в этом у футбола есть будущее. Конечно, этим видом спорта тоже нужно правильно управлять. Сегодня клубный футбол основан на энтузиастах, бизнесменах, которые занимаются футболом, потому что любят футбол и готовы терять деньги, потому что в футбол невозможно вложить деньги, чтобы вернуть деньги. В лучшем случае можно окупить часть расходов, если поехать на Еврокубок и получить деньги за участие. Раз в 10 лет или 20 лет также возможно появление такого футболиста, как Генрих Мхитарян, которого можно продать в любой клуб и заработать деньги.
— Каким должен быть персонаж в игре «Что? Где? Когда?» Достаточно ли одного интеллекта?
— На самом деле не то чтобы самое главное в игре — это знания, самое главное — это любовь к игре. Конечно, должно быть и желание получать новые знания, и если вы хотите играть серьезно, вы тоже должны быть готовы чем-то пожертвовать, точнее временем на подготовку, ведь то, что мы видим по телевизору, — это лишь верхушка айсберга.
— А что для него значит подготовка?
— Многие не знают, что команды тренируются перед игрой. Раз-два в неделю эти 6 человек собираются, находят пакеты актуальных вопросов, уже обыгранных где-то, и играют с ними.
Для достижения результата команда должна работать как единый организм. Обучение показывает недостатки, например, один из игроков чувствует себя очень пассивным, потому что сидит рядом с кем-то, кто очень громко разговаривает и оказывает на него давление. Капитан должен все это видеть и регулировать. Или кто-то немного стесняется, его нужно немного вдохновить. В основном игра построена на логике и интуиции, которые в свою очередь базируются на определенной базе знаний.
— Постоянно ли у вас возникает желание потреблять какой-либо контент на армянском языке: послушать армянскую песню, посмотреть армянский фильм, прочитать новую армянскую книгу и т. д. Находите ли вы то, что вам нужно, и удовлетворяет ли вас то, что вы находите?
— Я смотрю некоторые армяноязычные интервью и подкасты, конечно, с участием конкретных гостей. Слушаю новые этноармянские композиции, есть композиции достаточно высокого уровня. Если мы посмотрим на телевизионный контент, контент на YouTube, не говоря уже о Тик-Токе и других социальных сетях, то увидим, что есть спрос на контент совершенно другой направленности, не основанный на какой-либо национальной принадлежности. Это не значит, что все должно быть только об армянской истории, нашей письменности, нашей культуре, но это не значит, что они не должны признавать свою собственную культуру, историю, ценности, которые никак не отражены в предлагаемом нам продукте. Сегодня нам предлагаются достаточно низкоуровневые армяноязычные сериалы, в которых для нас, нашей культуры не характерны как лексика, так и ценности, отношения между людьми, отношения между мужчиной и женщиной, отношение к женщинам. Я не думаю, что авторы этого контента однажды проснутся и вдруг начнут представлять что-то другое. Должен быть установлен контроль и ограничения на телевизионный контент, начиная от словарного запаса и заканчивая временем трансляции. Если не будет государственной политики, не будет и серьезного армянского национального содержания.
— Недавно я подметила кое-что интересное. Читают, что мы в шаге от войны, в регионе взрывоопасная ситуация и т.д. Мы все это читаем и спокойно идем на занятия, одеваемся, работаем. Научились ли мы постоянно находиться в стрессе или притупилось чувство опасности?
— С 2020 года мы все находимся в схожем настроении. Возможно, организм имеет свои настройки и не может долго находиться в стрессе. К сожалению, мы также учимся стрессу. Это ослабляет нас и притупляет способность объективно оценивать ситуацию. Я также согласен, что мы сегодня находимся в очень сложной ситуации и буквально не знаем, что будет завтра. Мы сталкиваемся с опасными угрозами, но поскольку постоянное беспокойство опасно для нашего здоровья, мы научились сохранять спокойствие и не нервничать. Возможно, именно поэтому эта внутренняя мобилизация не происходит ни на индивидуальном, ни на общественном уровне. Бенефициара мобилизации нет, общественность заинтересована во внутренней мобилизации, чтобы мы были готовы в случае угрозы опасности. У нас нет ни одной гарантии со стороны некоторых государств, чтобы мы чувствовали себя в безопасности. Если мы не чувствуем себя в безопасности, то, по крайней мере, должна быть системная защита, начиная от систем городской обороны и заканчивая информационными системами. Они должны учить, объяснять, но вы видите что-то подобное? Существует риск повторения катастрофы (не дай Бог ошибиться), но, к сожалению, нет никаких мер, чтобы предотвратить ее или подготовиться к ней.
Мы видим страны, у которых есть потенциал общественной консолидации, чтобы вернуть своих пленников. Они идут за своими гражданами. В 2021 году во время выборов нашим заложникам, пленным сказали, подождите еще 2 месяца, мы придем и вас освободим. Если государство за 4 года не смогло вернуть даже своих пленников, собственных граждан, у него нет этого ресурса, чего от него ждать? Ребята попали в плен во время войны, которая уже закончилась, и теперь мы якобы идем дорогой мира… У нашего государства нет даже потенциала, чтобы их вернуть, и в этой ситуации возникает закономерный вопрос, сможет ли оно с этими возможностями участвовать в глобальной региональной политике, строить перекрестки мира и т.д. Это правительство не способно вернуть собственных граждан, точное количество которых оно даже не знает, у него нет ни возможностей, ни ресурсов что-либо сделать. Если военные действия начнутся послезавтра, что может предложить правительство, обладающее такими возможностями?
Беседу вела Лена Геворгян
