С армянским песенником и продюсером Артуром Сафаряном мы беседовали в основном о 44-дневной войне, участником которой был музыкант. Артур считает, что одна из первых причин нашего поражения в том, что война не стала патриотической, что мы как нация не осознали важности этой борьбы. Несмотря на сложившуюся ситуацию, продюсер уверен, что в конце концов все можно исправить, следует только осознать, что Родина стоит выше всякого узколичного интереса.
— Есть люди, которые не хотят говорить об Арцахе, утверждая, что им трудно высказываться об этом. Сейчас любой разговор об Арцахе похож на разговор о воспоминаниях об Арцахе. Вы того же мнения?
— Сейчас, как никогда, я предпочитаю говорить, говорить, рассказывать, если придется кричать… Не стоит жить, как растение без корней.
— Итак, начнем с самого начала, с вашего происхождения.
— Я родился в селе Цмакахох Мартакертского района в 1972 году, в историческом селе Кават, которое в средние века было очень известным центром. Даже сейчас там сохранились следы крупного поселения, где на огромной территории разбросаны руины старых построек, церквей, тысячи хачкаров. Позже по соседству была построена современная деревня, получившая название Цмакахох. Мои самые яркие воспоминания связаны с годами, проведенными в Арцахе. Я жил в деревне 7-8 лет, но лето всегда проводил в деревне. Все мои летние каникулы прошли в этих реках и долинах. Я была очень самостоятельным и независимым ребенком, и воспоминания о тех годах остались очень яркими.
— Какие границы имеет для вас Родина, где она начинается и где заканчивается?
— Родина — живой образ человеческого достоинства, каков ты, такова и твоя Родина…
— Как для вас выглядит эта картина?
— Вот за то я и обижаюсь, за то, что молчу, не говорю, не бунтую, не восстаю, но не протестую как следует. Они не должны проводить митинг и демонстрацию, а должны восстать по-мужски, сказав, что хватит, так продолжаться не может. Не обязательно продолжать плохое дело до конца, чтобы понять, что оно плохое. Умный человек должен с самого начала искоренить все плохое. Ошибиться можно, человеку свойственно ошибаться, но одно дело, когда ты признаешь свою ошибку и предпринимаешь шаги к ее исправлению, а другое дело, когда ты совершаешь ошибку и продолжаешь настаивать на своей правоте своей демагогией, поведением.
— А народ добивается этого сам или его доводят до такого состояния?
— Разные народы мира, исходя из разных ситуаций, когда нож доходил до кости и чаша терпения была полной, предпринимали самые радикальные шаги и исправляли ситуацию. Сколько подобных событий произошло в истории, революции, восстания. В истории нашего народа тоже немало подобных случаев. Знаете, в чем тут проблема, вовремя отсечь злой язык? Мы достигли этого дня, потому что зло не было искоренено тогда и не искоренено сегодня. Тогда до какого момента? Всему есть конец, не так ли? Чего ждем мы или наши люди? Чего именно мы ждем?
В 2020 году, когда началась война, я, кстати, воспринимаю ее как Отечественную, и ведь не надо на примере фашистской Германии, допускать, чтоб фронт был в 3-4 тыс. км, чтобы можно было называть Отечественной войной, и совершенно не обязательно, чтобы для обозначения этого состояния таким термином было 340 миллионное государство. Это наша Родина, мы столько-то, вот что у нас есть, и на эту Родину напали, что это, разве это не патриотическая война, а во время отечественной войны как реагируют люди, обладающие этой Родиной? Я вовсе не говорю, что люди не отреагировали, не встали, и тысяча похвал и почестей им. Давайте оценивать реально: насколько поняли ее важность, сколько встали, насколько были готовы идти, стоять на границе? В случае с нашим народом было ли достаточно такого количества солдат?
— Артур, но в 2020 году Я думаю, это было действительно пробуждение, все старались быть полезными, чем могли, в военкоматах были очереди. Сейчас, конечно, настрой не тот, и желания бороться нет, но в 2020 году было по-другому.
— Сейчас это легко оправдать, или люди думают, что это можно оправдать. Я еще раз говорю: нас 3 миллиона. Я просто говорю конкретно: нас 3 миллиона, 3-миллионная нация должна иметь 300-тысячную армию, когда это необходимо. Даже наполовину добровольцами, наполовину силой. Не держат Родину пряниками, держат землю кровью. Те, кто встал и ушел, они уже смирились со своей смертью здесь перед уходом. Кто бы ни пошел, тот докажет то, что я сказал. Если ты пойдешь на передовую, ты не пойдешь, пока не смиришься с тем, что ты умрешь, но ты тоже победишь. Я не говорю, что вам следует просто смириться с мыслью, что вы умрете, вы также должны холодно судить о том, что вы можете умереть. Нужно быть настолько сильным, чтобы встать и пойти. Разве мы все не помним переполненные очереди в военкоматах? Люди просили, чтобы их послали, но многих не посылали, да, а тот, кто пошёл, не пошёл… У тебя сжигают дом, ты просишь у кого-то разрешение запретить или не запретить, идти и взять его за руки или нет?
— В Первой Арцахской войне вы участвовали как документалист, а во второй как боец. Как вы думаете, почему мы выиграли первую войну и проиграли вторую?
— Поэтому я и говорю, что это была Отечественная война, и не было всенародного бума, всенародного восстания перед лицом этой катастрофы. Во время первой войны все было по-другому. В случае этих двоих существует разница в сознании идентичности и достоинства. Я видел это и тогда, и другое. Те позорные подходы к Родине, границе, солдату, армии, достоинству армян, те позорные подходы, с которыми можно столкнуться сегодня, в 90-е годы не существовало. Вы когда-нибудь слышали, чтобы они говорили: «Ну, нам противен этот Карабах, отпусти его, отпусти его». Есть ли кто-нибудь, у кого нет зомбированного соседа, который, как в тех фильмах ужасов, кажется, был укушен в шею и сам стал им? Я уверен, что да. У меня есть родственники, лица которых я не хочу видеть. Для них дополнительная выплата в размере 40 тысяч драмов дороже, чем могила матери их отца. Я получил травму в 2020 году от нашего отношения к войне. Я думаю, что в 2020 году мы не дали адекватного ответа общенародному злу, общенародной угрозе. Мы знаем ошибки и упущения каждого, но всё же не было всеобщего восстания, не было адекватного бунта, сознание было затуманено по сравнению с 90-ми годами.
— Даже в сложных ситуациях вы позволяли себе думать, что мы можем проиграть? Я хочу понять психологию бойцов.
— Боевой человек мало думает, у него нет ни времени, ни возможности думать. Если ты сражаешься, ты веришь, что сражаешься не напрасно. Если над головой постоянно рвутся снаряды, человек думает, что все это не зря: за ним деревня, есть родственники, есть семья, есть люди, которым он нужен, особенно когда тебя постоянно обманывают. за твоей спиной, что мы победим. На поле боя ты сам убежден, что если будешь сражаться, то победишь. Самое страшное – это разочарование, которое наступит после этого. Эта разбитая реальность, унижение своей души, когда ты унижаешься в своих глазах, потому что 1000 раз повторяешь себя в уме, блаженны те, кто погиб, кто не видит всего этого теперь. Потом живешь с этим всю жизнь… Не знаю кто, но это была гениальная идея. «Человек выходит из войны, война не выходит из человека». Кто хотя бы на 10 минут почувствовал, что это такое, тот будет жить с этим всю оставшуюся жизнь. Пусть ты живешь дольше, но знай хотя бы, что то, что ты сделал, стоит хотя бы копейки. Я помню страдания наших срочников, наших волонтеров, я помню тех ребят, которые были готовы пожертвовать собой ради спасения чужой жизни, я помню того ребенка с горящими глазами, который видел все… То, что вы даже не представляете, они тоже это видел. Но они поверили… И так закончились невыразимые страдания тех детей. Нет, я совершенно не говорю, что то, что они сделали, было зря. Представьте себе, даже если бы они этого не делали, представьте, если бы не было тех примеров героизма, кстати, люди героизовали взводами и отделениями, а не индивидуально, потому что другого таланта и умения не было.
— А народ создает себе героев проигранной войны?
— Я думаю, что герой не имеет никакого отношения к победе и поражению. Разве ребята, лежащие сейчас в нашем Ераблуре, не герои, если мы проиграли войну? А что было бы, если бы их не было? Давайте представим на минутку: на тебя обрушивается наводнение, ты, возможно, не сможешь полностью перекрыть дорогу, но ты перекроешь ее частично, а твой дом и место частично останутся стоять, разве этого не достаточно, чтобы быть героем? Есть еще такое мнение, что они погибли зря… Какая душа должна была иметь человека, чтобы сказать такое… Неужели зря? Простите, а если они погибли ни за что, когда было перемирие, когда случилось 9 ноября, что взял турок и что он взял после этого? Есть карта, поставьте, сравните. Поставьте, сравните: 2020 год. Что турки захватили с помощью самых элитных в мире частей в Арцахе, сражаясь против горстки цепляющихся за скалы парней, горстки армий, и что они взяли после этого… То, что эти ребята делали, было до 9 мая, эти ребята не имеют никакого отношения к тому, что произошло после этого.
— Есть мнение, что, пока не узнаем, что на самом деле произошло в Арцахе за эти 44 дня, мы не можем двигаться вперед. Пока мы все не рассмотрим и не переосмыслим, прогресс страны будет невозможен.
— Это было неясно тогда, неясно и сейчас… Не то чтобы я располагал какой-то точной информацией о переговорах или государственных решениях, но я могу предполагать и сверять их с событиями, происходящими во времени. Я еще раз говорю вам, что произошло: если бы 80 процентов нашего народа не хотели, чтобы это произошло, этого бы не произошло. В 1992-1993 годах никто не говорил о предательстве, чёрном и белом, о силах сопротивления и оппозиции, если бы кто-нибудь заговорил, ему бы оторвали голову. Можете ли вы себе представить, что в то время, если бы кто-то даже подумал сказать, что мы признаем Арцах частью Азербайджана, его бы расстреляли на улице и поступили бы правильно…
Беседу вела Лена Геворгян
